Маркиза Элеонора.Мир Светской Дамы
Страсть в каждой букве»: постельные сцены из известных и неизвестных книг

Воскресенье, 18 Ноября 2018 г. 18:56 редактировать + в цитатник
«Страсть в каждой букве»: постельные сцены из известных и неизвестных книг
Любовь и книги! Книги и любовь! Два вещи, которые приводят в восторг каждого. Но что, если они сливаются воедино, образуя волнующие образы с помощью букв и многоточий?
«Город стекла», Кассандра Клэр.
«Он наклонился, прижавшись губами к ее щеке легким прикосновением – и это легкое прикосновение послало дрожь сквозь ее нервы, дрожь, заставившую трепетать все ее тело. «Если ты хочешь меня остановить, скажи сейчас», – прошептал он. Когда она снова промолчала, он коснулся своими губами впадинки у ее виска. Или сейчас. Он провел линию по ее подбородку. Или сейчас. Его губы находились в опасной близости от ее губ. «Или…». Но она притянула его к себе, и окончание его слов затерялись у ее губ. Он целовал ее нежно, осторожно, но не мягкости она хотела, не сейчас, не после всего, и она, сжав его рубашку в кулаках, сильнее потянула его к себе. Он тихо застонал, низким гортанным звуком, а затем обхватил ее руками, прижав к себе, и сплетенными телами они перекатились на траву, не прерывая поцелуя».
«Здравствуй, грусть», Франсуаза Саган.
«В шесть часов, возвращаясь из плавания к островам, Сирил втаскивал лодку на песчаный берег. Мы шли к дому через сосновую рощу и, чтобы согреться, затевали веселую возню, бегали взапуски. Он всегда нагонял меня неподалеку от дома, с победным кличем бросался на меня, валил на усыпанную хвойными иглами землю, скручивал руки и целовал. Я и сейчас еще помню вкус этих задыхающихся, бесплодных поцелуев и как стучало сердце Сирила у моего сердца в унисон с волной, плещущей о песок... Раз, два, три, четыре — стучало сердце, и на песке тихо плескалось море-раз, два, три... Раз — он начинал дышать ровнее, поцелуи становились уверенней, настойчивей, я больше не слышала плеска моря, и в ушах отдавались только быстрые, непрерывные толчки моей собственной крови».
«Унесенные ветром», Маргарет Митчелл.
«А потом она почувствовала его руки вокруг своей талии, вокруг своих плеч, ощутила твердые мускулы его бедер, и пуговицы его сюртука впились ей в грудь. Жаркая тревожная волна поднялась со дна ее души, сметая все, заставляя забыть, где она и что с ней происходит. Она почувствовала, что слабеет, что беспомощна, как тряпичная кукла, в его руках, а эти руки были так успокоительно надежны».
«По ком звонит колокол», Эрнест Хемингуэй.
«От того, что ее ладонь лежала на его ладони, что их пальцы были сплетены, что ее запястье прижималось к его запястью, от этой близости ее ладони, и пальцев, и запястья шло в его руку что-то свежее, как первый порыв ветра, который рябит гладь застывшего в штиле моря, что-то легкое, как прикосновение перышка к губам, как листок, в тихую погоду падающий на землю; такое легкое, что достаточно было бы прикосновения пальцев, чтобы его почувствовать, но тесное пожатие руки настолько усиливало, настолько углубляло это «что-то», делало его таким острым, таким мучительным, таким сильным, что оно словно током пронизывало его и отдавалось во всем теле щемящей тоской желания. Солнце отсвечивало на ее волосах цвета спелой пшеницы, на золотисто-смуглом нежном лице, на изгибе шеи, и он запрокинул ей голову, притянул ее к себе и поцеловал. Она задрожала от его поцелуя, и он крепко прижал к себе все ее тело и почувствовал ее маленькие крепкие груди, почувствовал их сквозь ткань двух рубашек, и он поднял руку, и расстегнул пуговицы на ее рубашке, и нагнулся, и поцеловал ее, а она стояла, дрожа, откинув голову назад. Потом ее подбородок коснулся его головы, и тотчас же он почувствовал, что она обхватила его голову и прижала к себе».
«В одной знакомой улице», Иван Бунин.
«Убежим! Куда, зачем, от кого? Как прелестна эта горячая, детская глупость: «Убежим!» У нас «убежим» не было. Были эти слабые, сладчайшие в мире губы, были от избытка счастья выступавшие на глаза горячие слезы, тяжкое томление юных тел, от которого мы клонили на плечо друг другу головы, и губы ее уже горели, как в жару, когда я расстегивал ее кофточку, целовал млечную девичью грудь с твердевшим недозрелой земляникой острием».zen.yandex.ru/media/poetgang/strast-v-kajd...ny...
К

Воскресенье, 18 Ноября 2018 г. 18:56 редактировать + в цитатник
«Страсть в каждой букве»: постельные сцены из известных и неизвестных книг
Любовь и книги! Книги и любовь! Два вещи, которые приводят в восторг каждого. Но что, если они сливаются воедино, образуя волнующие образы с помощью букв и многоточий?
«Город стекла», Кассандра Клэр.
«Он наклонился, прижавшись губами к ее щеке легким прикосновением – и это легкое прикосновение послало дрожь сквозь ее нервы, дрожь, заставившую трепетать все ее тело. «Если ты хочешь меня остановить, скажи сейчас», – прошептал он. Когда она снова промолчала, он коснулся своими губами впадинки у ее виска. Или сейчас. Он провел линию по ее подбородку. Или сейчас. Его губы находились в опасной близости от ее губ. «Или…». Но она притянула его к себе, и окончание его слов затерялись у ее губ. Он целовал ее нежно, осторожно, но не мягкости она хотела, не сейчас, не после всего, и она, сжав его рубашку в кулаках, сильнее потянула его к себе. Он тихо застонал, низким гортанным звуком, а затем обхватил ее руками, прижав к себе, и сплетенными телами они перекатились на траву, не прерывая поцелуя».
«Здравствуй, грусть», Франсуаза Саган.
«В шесть часов, возвращаясь из плавания к островам, Сирил втаскивал лодку на песчаный берег. Мы шли к дому через сосновую рощу и, чтобы согреться, затевали веселую возню, бегали взапуски. Он всегда нагонял меня неподалеку от дома, с победным кличем бросался на меня, валил на усыпанную хвойными иглами землю, скручивал руки и целовал. Я и сейчас еще помню вкус этих задыхающихся, бесплодных поцелуев и как стучало сердце Сирила у моего сердца в унисон с волной, плещущей о песок... Раз, два, три, четыре — стучало сердце, и на песке тихо плескалось море-раз, два, три... Раз — он начинал дышать ровнее, поцелуи становились уверенней, настойчивей, я больше не слышала плеска моря, и в ушах отдавались только быстрые, непрерывные толчки моей собственной крови».
«Унесенные ветром», Маргарет Митчелл.
«А потом она почувствовала его руки вокруг своей талии, вокруг своих плеч, ощутила твердые мускулы его бедер, и пуговицы его сюртука впились ей в грудь. Жаркая тревожная волна поднялась со дна ее души, сметая все, заставляя забыть, где она и что с ней происходит. Она почувствовала, что слабеет, что беспомощна, как тряпичная кукла, в его руках, а эти руки были так успокоительно надежны».
«По ком звонит колокол», Эрнест Хемингуэй.
«От того, что ее ладонь лежала на его ладони, что их пальцы были сплетены, что ее запястье прижималось к его запястью, от этой близости ее ладони, и пальцев, и запястья шло в его руку что-то свежее, как первый порыв ветра, который рябит гладь застывшего в штиле моря, что-то легкое, как прикосновение перышка к губам, как листок, в тихую погоду падающий на землю; такое легкое, что достаточно было бы прикосновения пальцев, чтобы его почувствовать, но тесное пожатие руки настолько усиливало, настолько углубляло это «что-то», делало его таким острым, таким мучительным, таким сильным, что оно словно током пронизывало его и отдавалось во всем теле щемящей тоской желания. Солнце отсвечивало на ее волосах цвета спелой пшеницы, на золотисто-смуглом нежном лице, на изгибе шеи, и он запрокинул ей голову, притянул ее к себе и поцеловал. Она задрожала от его поцелуя, и он крепко прижал к себе все ее тело и почувствовал ее маленькие крепкие груди, почувствовал их сквозь ткань двух рубашек, и он поднял руку, и расстегнул пуговицы на ее рубашке, и нагнулся, и поцеловал ее, а она стояла, дрожа, откинув голову назад. Потом ее подбородок коснулся его головы, и тотчас же он почувствовал, что она обхватила его голову и прижала к себе».
«В одной знакомой улице», Иван Бунин.
«Убежим! Куда, зачем, от кого? Как прелестна эта горячая, детская глупость: «Убежим!» У нас «убежим» не было. Были эти слабые, сладчайшие в мире губы, были от избытка счастья выступавшие на глаза горячие слезы, тяжкое томление юных тел, от которого мы клонили на плечо друг другу головы, и губы ее уже горели, как в жару, когда я расстегивал ее кофточку, целовал млечную девичью грудь с твердевшим недозрелой земляникой острием».zen.yandex.ru/media/poetgang/strast-v-kajd...ny...
К